Космическая тетушка - Страница 71


К оглавлению

71

Бугго Анео схватила ее за плечи и насильно усадила обратно на кровать. Тагле, не разжимая зубов, замычала.

Бугго призадумалась.

– Ты ведь напилась? – спросила она. – Очень мило!

Девушка с готовностью кивнула.

– Дай! – Бугго выдернула из ее зубов бурдючок и глотнула сама. – Тебе Калмине дал? Или Охта?

Она покачала головой.

Бугго пососала еще из бурдючка.

– Иди спать, Тагле. Мы скоро улетаем отсюда.

Узорные руки, как змеи, поползли к Бугго по воздуху. Они извивались и кружились, они, как чудилось Бугго, свивались кольцами и наконец ухватили ее за край форменной юбки. Пальцы с короткими пестрыми ногтями теребили подол, тискали и щипали его, а слезы непрерывным потоком стекали сверху, капая со скул, носа, подбородка.

– Знаешь что, – сказала Бугго, – давай лучше петь.

Когда Хугебурка спустя час зашел к капитану – сообщить, что проверка груза полностью завершена и власти Вейки дают добро на вылет «Ласточки», – он обнаружил Бугго и Тагле сидящими рядом на кровати. Обняв друг друга и раскачиваясь, они весело мычали какой-то разудалый припев.

Завидев Хугебурку, Бугго высвободилась и встала. Капитана чуть шатало.

– Амунатеги вылетел с Вейки на собственном корабле, – сообщил Хугебурка.

– Когда? – Бугго сразу хищно подобралась.

– Несколько минут назад.

– Откуда вы знаете?

– Подключился к оперативной информации космопорта.

– И куда он, по-вашему, направляется?

– А давайте за ним проследим, – предложил Хугебурка.

Бугго широко зевнула.

– Я переоденусь. Вылетайте. Буду в рубке… скоро…

«Ласточка» проделала немалый путь, когда Бугго Анео, свежая и веселая, появилась наконец в рубке.

– Выспались? – приветствовал ее Хугебурка.

Она плюхнулась на топчанчик, где ждала ее плоская мисочка чоги.

– Послушайте, Хугебурка, вы когда-нибудь устаете?

– Я же боевой офицер, отличник Академии, – напомнил он. – У меня высший балл по личной выносливости.

– Какой вы злой.

– Госпожа Анео, я устал много лет назад, – сказал Хугебурка. – И вряд ли когда-нибудь отдохну. Разве что вы меня угробите своими авантюрами.

– А еще вы скучный. Куда мы летим?

– К Бургарите, судя по курсу, избранному господином Амунатеги. Вам все еще интересно?

– Еще бы!

– Прекрасная пора – молодость, – сказал Хугебурка. – Пойду-ка я спать. Разрешите идти, госпожа капитан?

– Разрешаю, – позволила Бугго и, встав, отсалютовала так, как научил ее Хугебурка.

– Ох, ох, – сказал Хугебурка и вышел из рубки.

* * *

– Вот тогда я и видела человека, у которого вместо сердца была бутылка арака, – сказала тетя Бугго, рисуя в своей тетради ветку, на которой вместо листьев висели и кровоточили сердца. – Амунатеги лежал головой на столе в том самом качающемся портовом кабачке, где мы наквасились в первый свой прилет на Бургариту. Когда мы вошли туда, он был уже мертв. Это было очень заметно, хотя обычно пьяные похожи на мертвых. Но Амунатеги лежал как-то уж очень безрадостно. Хугебурка взял его за волосы и опрокинул на спину.

– А тебе понравилось то, что вы увидели? – спросил я. – Только честно?

Она сморщила нос.

– Довольно противно. Что-то в этом было противоестественное. Но вообще мы были удовлетворены.

– Но есть ли в этом хоть что-то от любви Христовой? – не унимался я.

– От любви – ничего, – серьезно ответила Бугго. – Но что-то от веры – несомненно. В конце концов, господина Амунатеги погубили его собственные грехи, а злодеи, вроде нас и Алабанды, послужили лишь орудием. Не следует недооценивать роль злодеев в Божьем замысле.

И она сунула в рот огромный липкий ком сладких крошек.

Часть шестая

Только став значительно старше, я сумел по достоинству оценить склад теткиного ума. Бугго Анео всегда мыслила как стратег. В глубине души она догадывалась о том, что ее вечная молодость на самом деле отнюдь не вечна и когда-нибудь закончится – и тогда ей придется жить в отцовском доме, в окружении незнакомых людей, которые родились и выросли в ее отсутствие.

Самый верный способ обеспечить себе одинокую старость – должно быть, подумала она. И нашла изумительный выход из положения: она заслала в наш дом своего агента, проводника пиратского духа, – бессловесную Тагле.

После неожиданной смерти мамы в доме Анео поднялась настоящая сумятица. Дети, и господские, и слуг, ревели в голос. Младшая сестра Кнойзо перепугалась до смерти и несколько часов с криком бегала по комнатам. Женщины и слуги давились слезами по углам. То и дело являлись агенты разной степени напористости: страховой, из погребальной конторы, гробовой архитектор, поминальный поэт…

Среди этого столпотворения отец расхаживал совершенно спокойный и деловито распоряжался похоронами. Был чрезвычайно озабочен соблюдением всех мелочей и твердо настаивал на каждом своем решении касательно предстоящих церемоний. Например, он отхлестал по щекам кондитера, который внес в дизайн поминального торта какие-то собственные идеи. Несколько часов папа совещался с агентом насчет гроба. Распорядился непрерывно поить кентавров, чтобы те играли печальные мелодии круглосуточно, сменяясь на посту: двое днем и двое ночью. И ни разу не заплакал.

Дедушка счел это очень дурным знаком. Время от времени старик выбирался из своих комнат и нарочно цеплялся ко всему, чтобы вызвать папу на скандал. Дедушка находил, что такие взрывы полезны. «Когда твой отец был маленьким, – рассказывал мне потом дед, – он иногда впадал в ступор. По целым дням, бывало, молчит и в лице не меняется. Ну, отругаешь его как-нибудь особенно зло и несправедливо или просто стукнешь несколько раз ни за что – он и в слезы. А там, глядишь, полегчает, и опять ребенок как ребенок».

71