– Непременно посмотрю картинки, – заверил Хугебурка. – А теперь давайте подумаем, как будем извиняться перед госпожой Анео и господином Гоцвегеном. Он-то, бедный, вообще пострадал безвинно.
– Кстати, почему он не возмущался, когда его арестовали? – спохватился офицерик.
Хугебурка захихикал, некрасиво растянув длинный рот.
– Он всю дорогу трясся из-за ветеринарных справок. На некоторых планетах очень серьезные законы насчет нелегального провоза фауны.
– Вот до чего ящерки могут довести, – сказал Амести, и оба рассмеялись.
Чем ближе подходили они к рубке, тем менее хотелось им входить и объявлять об ошибке. Хугебурке-то что, а вот таможеннику Амести придется еще и извиняться. Он покраснел так, что глядеть было боязно.
– Господин Гоцвеген, – произнес юноша отчетливо и громко, – от лица таможенных войск Десятого сектора приношу вам глубочайшие извинения. Нас оправдывает только ваше молчание. Если бы вы сразу сказали, что дело в животных…
Кат Гоцвеген вдруг сместился в кресле на сторону и тяжело рухнул на пол. Он потерял сознание.
В суете Бугго и Амести обменивались аннулирующими документами (попросту сделать вид, что ничего не произошло, они не могли, согласно устава таможенной службы), жали друг другу руки и торопились расстаться. Хугебурка с Антикваром брызгали на пассажира конфискованным араком и тащили тяжелое тело Гоцвегена в каюту, где обкладывали валиками и вообще устраивали как можно комфортнее.
Наконец все завершилось. Шаттл унес сконфуженного таможенника, а «Ласточка» продолжила полет.
Бугго чувствовала себя ужасно. Зная об этом, Хугебурка принес ей стакан с араком.
Бугго напилась с первых же трех глотков и готова была разрыдаться.
– Почему я так поступила? Ну почему?
– Как?
– Ведь мне нравился Кат Гоцвеген! Но стоило кому-то предположить, что он негодяй, как я тут же поверила. Даже не сказала: не может быть, это ошибка, недоразумение… Нет, я поверила какому-то таможеннику и сразу согласилась выдать пассажира!
– Не понимаю, что вас огорчает, – сказал Хугебурка невозмутимо. – Вы имели все основания чувствовать себя оскорбленной. В конце концов, Кат Гоцвеген злоупотребил вашим доверием.
– Но ведь оказалось, что это не так! – всхлипнула Бугго.
– Вы уверены?
Бугго подняла распухшие глаза.
– В чем я уверена или не уверена?
– В том, что Кат Гоцвеген не провозит на вашем корабле какую-то злостную контрабанду, не поставив вас в известность?
Бугго быстро, жадно допила, трезвея с каждым глотком. Хугебурка налил ей еще полстакана.
– Например: почему он грохнулся в обморок? – сказал Хугебурка.
– Понервничал.
– Ну да. Он спокойно сидел, пока мы производили обыск. Он и глазом не моргнул, когда его арестовали по обвинению в преступлениях против человечности. А потом упал без чувств.
– Послушайте, господин Хугебурка, чего вы от меня добиваетесь? Психоанализа? Если вы что-то знаете, то говорите. Я все равно не догадаюсь.
– Просто я хочу сказать, что наш пассажир не настолько невинен, как, по простоте душевной, решил милейший господин Амести.
Бугго вскочила.
– Идемте к нему. Идем! Сразу все и выясним.
В каюте у Гоцвегена все было по-старому: разбросанные книги, пуфики, сам Гоцвеген – на койке, верный Доккэ – на полу, у постели хозяина.
– Простите, что не встаю, – слабым голосом проговорил Гоцвеген. – Мне дурно.
– Лежите, – милостиво позволила Бугго. – Мы разместимся на полу, с вашего позволения.
– Возьмите пуфики, – посоветовал Гоцвеген чуть тверже.
– А я на верхнюю койку, если не возражаете, – бодренько сказал Хугебурка и почти сразу улегся, свесив вниз голову, чтобы видеть своих собеседников.
– Таможня нас пропустила, – сказала Бугго. Она катала ладонью пружинистый валик и рассеянно любовалась узорчатой тканью обивки. – Но кое-что осталось невыясненным. Так, между нами. Неофициально.
– Вы подумали, что я действую заодно с теми типами из «Лилии Лагиди», которые хотели отобрать у вас корабль, – сказал Гоцвеген. – Поверьте, я не осуждаю вас.
– Капитан больше так не думает, – вставил Хугебурка. – Она знает, что к «Лилии Лагиди», вы не имеете никакого отношения.
– Слава Богу, – вздохнул Гоцвеген.
Доккэ заворчал и устроился удобнее, зарывая голову между лап.
– Расскажите о диктаторе Тоа Гирахе, – сказал Хугебурка. – Чем так дорог вам этот человек, что вы готовы были отдать властям себя вместо него?
Бугго замерла – окаменела. Как будто все мышцы у нее парализовало. Она не могла пошевелить даже пальцем.
А Хугебурка продолжал невозмутимо:
– Говорю же вам, опасность миновала. Можете рассказывать.
– Но я не смею… неловко, – отозвался Гоцвеген, странно кося глазами. – Он мой близкий друг. Я восхищался тем, что он делал для своей планеты…
– А как же кровавые расправы? – спросил Хугебурка.
– Действительно, были беспорядки в провинциях… Но это долго рассказывать.
– Ничего, теперь у нас есть время, – настаивал Хугебурка.
– Слушайте, но я же не могу… – прошептал Гоцвеген.
– Ладно, – согласился Хугебурка. – Поговорим о другом.
– О чем?
– О сверхъестественных способностях вашей собаки. – Хугебурка подался вперед и свесился почти до середины туловища. Гоцвеген неотрывно смотрел в его перевернутое лицо.
– Это не собака, – сказал Гоцвеген.
– Естественно! – воскликнул Хугебурка, блеснув зубами. – Какая собака сумела бы отвязать цепь, отпереть дверь, войти в каюту с клетками для птиц, запереть там дверь – заметьте, на ключ – а потом привязаться в самом темном углу! И вот, пожалуйста, стоило таможеннику улететь, как верный пес – тут как тут, снова проделал трюк с дверью и вернулся к больному хозяину.